В тот самый день, 16 апреля 1945 года, когда войска Красной армии пошли на штурм Зееловских высот, с тем чтобы ворваться в Берлин и добить фашистского зверя в его же логове, старший следователь отдела контрразведки СМЕРШ 1-й ударной армии вынес постановление о предъявлении гражданину Жуку обвинения по статье 58-1а УК РСФСР («Измена Родине»).

Кто есть кто

Жук Бронислав Станиславович (он же — Латковский Янис Михайлович), уроже­нец деревни Плейки бывшего Дриссен- ского уезда (ныне — Верхнедвинский район Витебской области), был аресто­ван смершевцами за несколько дней до выдвинутого против него обвинения.

Следователи контрразведки уста­новили, что в 1932 году Жук был осуж­ден за антисоветскую деятельность на 3 года и выслан в северные райо­ны страны. В 1934-м бежал из мест за­ключения. Настроенный враждебно по отношению к советской власти, в нару­шение государственной границы неле­гально перешел на территорию Латвии, где и дождался прихода своих нацист­ских «освободителей».

С оккупацией немецко-фашистски­ми захватчиками территории Латвий­ской и Белорусской Советских Социа­листических Республик Жук в августе 1941 года переехал на родину. И уже че­рез месяц по предложению немецкого ставленника — бургомистра Шкиндера стал начальником Дриссенской поли­ции, письменно присягнув на верность фашистскому режиму. Усердствовал в этой должности до февраля 1944 года.

Он из кожи лез перед своими хозяе­вами. Организовал районный отдел по­лиции, лично подбирая «кадры» — та­ких же отморозков, как сам. В Полоцке прошел, так сказать, «курсы повыше­ния квалификации» для руководящего состава полиции, где помимо прочего изучал тактику борьбы с партизанами.За свое усердие Жук ежемесячно получал 100 немецких марок, состоял на котло­вом довольствии, а также имел «с бар­ского плеча» усадьбу в 25 гектаров зем­ли. Уже на ранних этапах следствия были установлены факты его злодеяний.

Расследование должно было продол­жаться там же, где Жук совершал пре­ступления, однако в один из майских дней 1945 года при этапировании по­дозреваемого из Латвии в Беларусь он бежал из-под стражи.

В сентябре 1962 года сотрудники Ко­митета государственной безопасности при Совете Министров Латвийской ССР установили, что на хуторе Дарзниеки Лимбажского района проживает некто Лат­ковский — тот самый Жук, который, как впоследствии будет установлено, выкрал документы у настоящего Яниса Латковского и все это время по ним проживал.

Жука все-таки вернули на Витебщину (по принципу территориальности при расследовании), и 24 сентября 1962 года сотрудники управления Комитета госу­дарственной безопасности при Совете Министров БССР по Витебской области продолжили устанавливать полную кар­тину всего того, что натворил этот иуда.

В процессе следствия по делу Жука были разысканы и арестованы еще трое подозреваемых в измене Родине.

Кризель Василий Макарович, уроже­нец села Агафиевка Одесской области. Был старшиной, заведующим складом артвооружения полка Красной ар­мии. В начале Великой Отечественной войны попал в плен, в январе 1942-го стал предателем — поступил на служ­бу в Дриссенскую районную полицию, где был рядовым, затем участковым по­лицейским, а с весны 1943-го до лета 1944 года — заместителем начальни­ка полиции.

Семешко Герасим Федорович (он же — Сачков Григорий Иванович). Уроже­нец деревни Ермолино Дриссенского района. Проживая на временно оккупи­рованной территории, в сентябре 1941­го добровольно поступил на службу к за­хватчикам — был рядовым полицейским в волостях и самой Дриссе, затем слу­жил в немецком карательном отряде СД. После репатриации из Германии, куда бежал вместе с отступающими нем­цами, жил под вымышленным именем.

Гугало Петр Венедиктович. Родился в Витебске. С приходом немцев остал­ся проживать в оккупированном городе. В конце 1941-го также стал предателем Родины, добровольно поступив на служ­бу в городскую полицию. С лета 1942-го до весны 1944 года служил в Дриссен­ской районной полиции в должности надзирателя немецкой тюрьмы.

Махровый антисоветчик, захлебыва­ющийся воздухом в своей ненависти к советской власти, двое уголовников, чье звериное нутро с приходом нацистов проявило себя сполна, и просто космо­полит, не обремененный никакими мо­ральными принципами, — вот идеологи­ческая сущность немецко-фашистского подспорья в лице этих четырех полицаев. В 1936-м Кризель был приговорен судом за растрату к 2 годам лишения свободы. Семешко вначале отправили в казенный дом на 2 года за кражу. Второй раз он сел на 25 лет за бандитизм: в Крыму, оста­навливаясь в домах под видом кварти­росъемщика, убил топором двух женщин и 10-летнюю дочь одной из них. В Витебск для проведения следствия по делу об из­мене Родине его доставили из Краснояр­ской исправительно-трудовой колонии.

Это страшно. Но об этом надо знать

Доказательная база построена на ар­хивных документах, подтверждающих факт службы в полиции, многочислен­ных свидетельских показаниях граждан, показаниях тех, кто сам служил в поли­ции и был осужден за измену, а также самих подозреваемых и наконец их при­знательных показаниях.

Еще 3 октября 1944 года свидетель Надежда Шкетик сообщила следова­телю отдела контрразведки СМЕРШ 30-й гвардейской стрелковой дивизии, что в числе активных пособников нем­цев был Бронислав Жуков(так указано в протоколе допроса), который прибыл в Дриссу из Латвии и «принимал самое активное участие в борьбе с партизан­скими отрядами и в поимке коммуни­стов, лично выезжал с отрядами поли­цейских на поимку партизан».

Следствием установлено, что Жук, Кризель, Семешко и Гугало не просто служили фашистским оккупантам, но были активными карателями, прово­дниками нацистской политики массо­вого уничтожения евреев, принимали личное участие в расстрелах советских граждан, а также в зверских истязаниях ни в чем не повинных людей.

Фактов много. В Дриссе осенью 1941-го Жук со своими подчиненными согнал в гетто более 750 человек, которые со­держались несколько месяцев в невыно­симых условиях. В феврале следующе­го года подчиненные Жука, в том числе Кризель, участвовали в расстрелах уз­ников гетто. Расправа над сотнями людей или только над одним человеком — одинаково страшное преступление. В начале 1942-го за самовольный выход из гетто по приказу Жука был расстрелян совет­ский гражданин по фамилии Нахманович.

После массового уничтожения узни­ков гетто Жук распорядился задержать всех оставшихся на территории райо­на евреев. Так были схвачены Белин из Борковичей, семья Завадника из Росицы, Софья Матуль из деревни Тоболки и портной (фамилия не установлена) из деревни Минки. Полицаи, включая Се­мешко, отвели портного на еврейское кладбище и расстреляли.

Выявлены многочисленные случаи убийства полицаями мирных граждан по одному человеку или небольшими груп­пами. И если предатель нацепил на руку нацистскую повязку, одним конвоирова­нием или службой в охране ему не от­вертеться. Осенью 1942-го Жук и Гугало вместе с другими полицейскими вывез­ли из тюрьмы в район бывшей погран­заставы, так называемые пески, группу в 6-7 советских граждан и всех расстре­ляли. Одного из них лично убил Гугало.

В другой раз при аналогичной распра­ве Семешко и Гугало лично расстреляли по одному узнику.

На протяжении всего времени служ­бы в полицаях Жук со своими подчинен­ными усердствовал в выявлении и унич­тожении партийно-советского актива, граждан, подозреваемых в связях с пар­тизанами. Арестованные содержались в дриссенской тюрьме в невыносимых условиях, подвергались пыткам и истя­заниям. Их вывозили группами на пески и там расстреливали.

Осенью 1942-го в деревне Савченки Жук, Семешко, Кризель, другие полицаи схватили супругов Казирских, их двоих несовершеннолетних детей и еще не­скольких сельчан, всего 7 или 8 человек. Взрослых расстреляли Жук и Семешко. Судьба детей неизвестна.

В апреле 1943-го Жук, Кризель и Семешко вывезли из тюрьмы на пес­ки и расстреляли группу из 14 советских граждан, в том числе супругов Рогинских и Нила Магера.

В дриссенской тюрьме одна из жен­щин, не в силах выдержать пытки и изде­вательства, пыталась покончить жизнь самоубийством. По приказу Жука ее расстрелял полицай Валюшкин.

Лично Кризелем в деревне Божки была расстреляна партизанская связ­ная Надежда Яскевич.

С участием Жука в деревнях Крас­ная Нива и Мурзы арестованы Дмитрий Клим, Федор Мурзо и его сын Николай. Они все были расстреляны. Перед этим Федора Мурзо Жук жестоко избил при­кладом винтовки.

Жук истязал в тюрьме арестованных за связь с партизанами Александру Ядревскую, Федора Терешонка, Васи­лия Быкова. Быкову удалось совершить побег, двое других были расстреляны.

Из показаний свидетеля Мина Акацевича, одного из бывших узников тюрь­мы в Дриссе: «Кризель избил меня при­кладом винтовки, а Акацевича Петра он стал избивать ногами… За время моего содержания под стражей были расстре­ляны только из тех, кого я знал, 13 чело­век. Петр Акацевич был сильно избит, он в первое время был в бессознательном состоянии. Он рассказал, что его на до­просе избивали палками, а также голо­вой били о кирпичную стену. С допросов все арестованные возвращались изби­тыми до неузнаваемости, еле живые».

«Прошу смягчить мне меру наказания…»

Открытое судебное заседание воен­ного трибунала Белорусского воен­ного округа прошло в Верхнедвинске 21-25 мая 1963 года. Газета «Віцебскі рабочы» опубликовала статью «Фашист­ские убийцы перед судом народа» в но­мере за 5 июня того же года. «Сегодня их судит народ, судят тысячи замученных и расстрелянных ни в чем не повинных советских граждан», — писал специаль­ный корреспондент Ю. Новиков.

Военный трибунал приговорил Бро­нислава Жука, Василия Кризеля, Гераси­ма Семешко. к расстрелу; Петра Гугало — к лишению свободы в исправитель­но-трудовой колонии сроком на 15 лет.

Они убивали легко, истязали с пато­логическим удовольствием уголовника-садиста. А когда пришел час полу­чить заслуженную пулю в затылок, душа у них в пятки ушла. Ах, как захотелось жить! Хоть в тюрьме на нарах, где угод­но и как угодно — только бы жить, воз­духом дышать!..

«Клянусь перед военной коллегией Верховного суда, что Родину-мать я лю­бил с малых юных своих лет и никогда не имел никакой вражды к Родине и не имею сейчас! — написал в кассацион­ной жалобе Кризель. — Прошу сохра­нить мою жизнь! Клянусь честно пере­выполнять трудовое задание!»

«Решил искупить свое преступление честным трудом на благо Родины, — вто­рил ему Семешко — Обещаю впредь быть честным и добросовестным граж­данином. Прошу смягчить мне меру на­казания.»

«Прошу учесть, что я до прихода нем­цев работал честно, а также честно ра­ботал и после окончания войны», — на всякий случай сказал прожженный Жук на суде в своем последнем слове.

Весьма любопытные документы хра­нят архивные фолианты.

«Уведомляем Вас, что 28 ноября 1962 года управлением КГБ при СМ Белорус­ской ССР по Витебской области аресто­ван Кризель Василий Макарович, рабо­тавший кочегаром на Вашем заводе», — сообщили директору Харцызского за­вода ковкого чугуна.

«Отклонить ходатайство о помило­вании Жука Бронислава Станиславови­ча.» — сказано в Постановлении Пре­зидиума Верховного Совета СССР от 19 сентября 1963 года за подписью Пред­седателя Президиума Верховного Со­вета СССР Леонида Брежнева и Секре­таря Михаила Георгадзе.

«Приговор военного трибунала Бело­русского военного округа в отношении вашего мужа Кризеля Василия Макаро­вича приведен в исполнение. За полу­чением свидетельства о смерти обра­титесь в бюро загс», — уведомили жену Кризеля в октябре 1963 года.

Да, предатель Родины может быть приговорен судом к высшей мере на­казания или длительному сроку заклю­чения, по истечении которого считает­ся, что он как бы искупил свою вину. Но это с юридической точки зрения. В мо­ральном отношении предательство Ро­дины — это клеймо навсегда, пожизнен­ное и посмертное.